Ручей

Текст подкаста

По сказке финской писательницы Хильи Сулы Тавасшерна.

В лесу было тихо и прохладно. Дремали птицы, гнал ветер, лишь ручеек непоседа не знал покоя. День и ночь мчался он неугомонно вперед. Он беспечно подхватывал ветки и мох, увядшие листья, песок, не спрашивая, хотят ли они следовать за ним. Лишь внизу, в долине, замедлял он свой стремительный бег, а мимо домика лесника проплывал тихо, спокойно и даже пытался казаться смирным и ласковым, но все же и тут было видно, как он торопится достичь заветной цели: моря и свободы.

— Ах, эта счастливая, беспечная юность! — шептали друг другу кусты. — До чего же ты весел, бурный ручей!

И ручей улыбался, послушно и безропотно, а в сердце его, скрытом в глубине, покоя не было: там все кипело и бурлило. Опустишь руку в воду — и сразу почувствуешь: сверху холодно, внизу тепло. Однажды тихой ночью испустил ручей такой тяжелый вздох, что его можно было услышать издалека. Но все спали. И только старая ель, опустившая корни в воду, слышала этот вздох. Ель хотела наклониться, да не могла она была слишком старая и утратила гибкость.

— Ты почему вздыхаешь? О чем же это ты можешь печалиться, мой юный друг? участливо спросила она.

— Как же мне не печалиться, — с грустью отвечал ей ручей, — ведь я ни на что на свете не гожусь.

— Кто это сказал? — удивилась ель.

— Это все говорят, да, да, все, — отвечал ручей. — Говорят, что я мутный. Цветы жалуются, что не могут смотреть в меня, как в зеркало, а молодая жена лесника не желает даже полоскать пеленки малыша в моей воде. Лесные звери, что приходят на мой берег утолить жажду, убегают прочь, а вечерняя звезда, сияющая надо мной, бледнеет, отражаясь в моей мутной воде. О, я знаю, что ни на что не гожусь, что меня никто не любит.

И ручей заплакал навзрыд, как плачут лишь в юные годы.

— Бедняжка, — ласково сказала ель, — почему же ты позволяешь мутить свою воду? Почему принимаешь всякую грязь и сор, что встречаются тебе на пути?

— Ах, что же я могу поделать! В моем доме, там, далеко, в горной расселине, так много сора, а ветер наметает его туда с каждым днем все больше и больше. Как же я могу быть чистым и прозрачным?

— Можешь, — сказала ель, — если только сильно захочешь. Не давай тому, что встречается тебе на пути, пачкать себя! Избегай того, что несет грязь, питайся каплями дождя и росы!

— Мне так тяжело, и никто не хочет помочь мне, — плакал ручей.

— Ты забываешь обо мне!

— Ты стара и не можешь меня понять! Твое дело поучать и судить, а любить ты не в силах.

— Ты так думаешь? — сказала ель с тяжким вздохом. — А знаешь ли ты, что сердце может биться молодо и пылко, даже когда волосы поседели? Полно горевать, может, я все же сумею помочь тебе.

Тут ель протянула одну из своих рук и опустила ее вниз к ручью. Она хотела показать ручью свою дружбу: под старой корой билось горячее сердце. Рука ели опускалась все ниже и ниже. Вдруг послышался сильный треск — старая толстая ветка сломалась и упала поперек ручейка. Ручей подпрыгнул, так что вода вспенилась и забурлила, но скоро успокоился и поплыл дальше.

— Подумать только! — сказала жена лесника несколько дней спустя, — до чего чистым и прозрачным стал наш ручей, вот чудеса-то, мне даже охота искупать в нем своего карапуза.

— Как это прекрасно! — шептали цветы. — Теперь мы можем глядеться в него.

— Теперь можно освежиться чистой, прохладной водой, — говорили зайцы и белки и не спешили уходить с берега ручья.

А вечерняя звезда, висевшая на макушке ели, любовалась своим отражением в воде.

Видя и слыша все это, ручей весело мчался к своей цели — к морю и свободе, и сердце у него замирало от счастья.

А ель стояла, как всегда спокойная и серьезная, и ласково глядела вниз на своего дорогого счастливого друга. Ведь это она своей сильной рукой замедлила дикий бег ручья, своими веточками и иголками она преградила путь и мусору, пропуская лишь прозрачную, чистую воду. Догадывался ли об этом ручей? Был ли он благодарен ей за это?